Николай Георгиевич Пучков принадлежит к плеяде первопроходцев советского хоккея. Всего семь лет прошло после начала культивирования этой игры в Советском Союзе, а сборная команда СССР уже отправилась на чемпионат мира. Несмотря на огромное отставание в опыте, полным отсутствием в стране искусственных катков, отсталой экипировке, советские энтузиасты хоккея с шайбой удивили весь мир.

   Сложилось так, что официально сборную команду СССР возглавлял Аркадий Чернышев, а неофициально состав на игры определяли ветераны того времени Бобров и Бабич. В силу того, что они привыкли видеть у себя за спиной в воротах близкого им по возрасту Григория Мкртчана, то он и стал первым вратарем на чемпионате мира в Стокгольме. Первые игры против сборных Финляндии и ФРГ наши хоккеисты легко выиграли (7:1 и 6:2 соответственно), но матч с командой Чехословакии стал складываться сразу же не в пользу дебютантов. Во втором периоде команда СССР проигрывала со счетом 1:2, и тогда Аркадий Чернышев принял решение сменить стража ворот. В результате советская сборная одержала уверенную победу 5:2, а Николай Пучков провел ещё восемь лет первым вратарем сборной.

   Отлично проведя последующие поединки, в которых хоккеисты из страны Советов обыграли сборные Норвегии, Швейцарии, и лишь с хозяевами чемпионата шведами сыграли вничью 1:1, наша дружина подошла к главной игре турнира со сборной Канады. Так случилось, что в случае победы сборная СССР получила бы сразу два звания чемпионов мира и чемпионов Европы, а в случае поражения, должен был состояться дополнительный матч со сборной Швеции за золотые медали чемпионата Европы. И в день игры с канадцами организаторы турнира, не рассчитывая на успех новичка, начали продажу билетов на этот матч. В успех дебютантов не верили не только организаторы, но даже Анатолий Тарасов, входивший в штаб советской делегации на этом чемпионате, предлагал не тратить зря силы в игре против 15-кратных чемпионов мира канадцев, а сосредоточиться на игре со шведами за звание чемпионов Европы.

   7 марта 1954 года произошло чудо. Сборная Канады, проигравшая за всю историю чемпионатов мира только три матча, да и то с перевесом всего в одну шайбу, уступила советской дружине с разгромным счетом 7:2. На этом чемпионате Николай Пучков провел 5 матчей, в котором пропустил 5 шайб, в среднем по одной за матч. Как-то в одном интервью Николай Георгиевич, вспоминая те годы, сказал: «У нас были свитера с буквами «СССР» на груди, сердце, душа и преданность делу. От травм не защищало. Но с этим побеждали».

   Дебют нашей команды на Олимпийских играх состоялся в 1956 году в итальянском курортном городке Кортина Д’Ампеццо. На этом турнире сборная СССР не потеряла ни одного очка, а Николай Пучков из 7 проведенных в воротах сборной игр, в трех оставил ворота в неприкосновенности, два из них против сборных США и Канады. Несомненно, он был лучшим вратарем турнира, но устроители решили иначе, и вручили приз лучшего вратаря американцу Уилларду Айколу. К чести американца, он сразу же подъехал к Николаю и подарил ему свою клюшку, а потом подарил ему и свою фотографию с призом, на которой написал: «Ты заслужил этот приз не меньше меня. Уверен, ты ещё будешь объявлен лучшим вратарем Земли».

   Пророчество Айколы свершилось на чемпионате мира 1959 года в Праге. Впервые в истории сборной СССР лучшим вратарем чемпионата мира был признан её игрок, Николай Пучков. Портрет Николая Пучкова на преподнесенном ему в качестве приза мотоцикле украсил обложку пражского журнала «Мотор ревю», правда, радость от приза портило второе место на чемпионате, полученное только по разности шайб.

   Олимпийские игры в Скво-Вэлли (США) закончились для нашей сборной, приучившей болельщиков к победам, очень неудачно. Сборная СССР заняла на турнире третье место, и косвенно к этой неудаче был причастен её вратарь Николай Пучков. По крайней мере, для тренера сборной Анатолия Тарасова одним из главных виновников поражения стал её страж ворот.

   Конечно можно объявить виновником кого угодно, однако ситуация в сборной складывалась такая, что на протяжении многих лет, второго вратаря, равного по силе Николаю Пучкову, в команде просто не было. На беду в последней тренировочной игре перед Олимпийскими играми против команды Денверского университета Николай Пучков получил сильную травму. Его даже пришлось уносить с игры на носилках. Мало того, на этот сбор он поехал с травмой локтевого сустава, требующей операционного вмешательства, полученной задолго до турнира. Но тренеры сборной никак не могли выбрать подходящего времени для лечения основного голкипера, что и привело к участию в чемпионате больного человека. В результате сборная СССР впервые опустилась на третье место.

   После завершения карьеры игрока, влюбленный в хоккей Николай Георгиевич Пучков, становится тренером. На долгие годы он связал свою судьбу с Ленинградом и его главной хоккейной командой СКА. При нем команда стала третьим призером чемпионата СССР в 1971 году, финалистом розыгрыша Кубка СССР в 1968, 1971 годах, дважды завоевывала Кубок Шпенглера (1970, 1971). Последние годы жизни Николай Георгиевич работал старшим тренером детской спортивной школы питерского СКА. 8 августа 2005 года по дороге на сборы в Кавголово прославленный вратарь скоропостижно скончался. Он похоронен в Санкт-Петербурге на Северном кладбище. Его имя занесено в Зал славы отечественного хоккея.

*   *   *

Человек без маски

Автор: Владимир МОЗГОВОЙ

«О Господи…», — сказал Николай Георгиевич Пучков, узнав, что говорить будем о первом и победном для отечественного хоккея чемпионате мира.

           Великий вратарь о Стокгольме-54, о Сталине, Христе и кандидатах в президенты

Знакомо. Ну не любит он воспоминаний. Прошлым не живет, настоящее не принимает, в свои 74 пашет как вол, разного рода беседы считает пустой тратой времени. В первую нашу встречу так интересно поговорили, итог же хозяин подвел обескураживающий: «Вы отняли пять часов моего времени». Тренирует, преподает, пишет (не мемуары — «разве можно размениваться на это?»), торопится успеть.

Он не «был», он — есть, от этого все и идет. Время востребовало его как великого игрока (многие считают Пучкова лучшим голкипером отечественного хоккея) и незаурядного тренера, но ко всякого рода эпитетам он относится, мягко говоря, скептически. Поэтому дома в Санкт-Петербурге, в скромной комнатке на углу проспектов Мориса Тореза и Светлановского, не найти никаких регалий и реликвий.

Есть портрет знаменитого канадского голкипера Терри Савчука, сделанный в инфракрасном излучении — все 73 шрама рельефны, как на маске. У Николая Пучкова, олимпийского чемпиона и чемпиона мира, заслуженного мастера спорта и заслуженного тренера СССР, — 47 шрамов, а портрета нет.

У него прекрасное, скульптурной лепки лицо, отчетливо сохранившее черты молодого Коли Пучкова. Он был одним из тех, кто делал историю.

«Ой да бросьте вы!» — слышу голос Пучкова.

Для людей — не для вождей

Кому-то это было нужно. Не вождей имею в виду, хотя и вождей — тоже. Как-то все совпало — диковинная игра легла на народный характер, в послевоенном 46-м страна влюбилась сразу, через восемь лет поехали на чемпионат мира, после чего «канадской» игру называть перестали, а хоккей советский стал стратегическим продуктом, «брендом», как бы сейчас сказали. Раньше спутника, целины и прочих сомнительных и бесспорных завоеваний развитого социализма. Загадка, неразгадываемая в принципе, хотя многие пытались и пытаются.

Поехали в 54-м, через год после смерти «отца народов». Ни раньше, ни позже. Уже был опыт участия в летней Олимпиаде, но к чемпионатам мира примеривались осторожно — не дай бог опозориться.

— Конечно, в ЦК партии требовали гарантий. Не на уровне «только попробуйте проиграть!» (не надо этих людей дураками считать), но весьма определенных. В 53-м их, вероятно, дать не могли («то, что вы стараться будете, мы знаем, но…»), и в качестве пробного шара отправили нас на Всемирные студенческие игры в Австрию. Победили — «теперь можно».

Мы меньше всего думали о какой-то «предоттепельной» атмосфере. Мы не отслеживали процессы — мы жили и играли в хоккей. Большой спорт — настолько тяжелый род деятельности, что он забирает многое. Конечно, он насквозь идеологизирован. Спортивная элита зависит от властей предержащих. Власть и требует, и поддерживает, морально и материально.

Идеология воспринималась совершенно естественно, мы были так воспитаны — определенным обществом и на определенных идеалах. Это очень серьезная составляющая спортивных успехов того, да и не только того, времени.

И в 50-е были люди, думающие по-другому. Но только не в нашей среде. Патриотизм был абсолютный и ничем не замутненный. «Отпор проискам» могли дать запросто и от души. Мы, мол, лучше знаем, где живем и какую страну представляем.

Конечно, вожди к прогрессу хоккея руку приложили. Еще Ворошилов, впервые побывав на матче, сразу сказал, что эта игра — для нас. Сталин? На хоккее?! Как Брежнев? Да вы что? Это другого масштаба личность.

Вот Василий Сталин хоккей любил, и не только хоккей. У него восемь команд ВВС были чемпионами страны. А насчет отца — не знаю, не общался. Правда, проигрывали как-то в футбол «Спартаку». В перерыве Василия Сталина вызвали к прямому проводу. Нам на поле уже выходить, и тут он сообщает, что «сам» интересовался. «Проигрываете? Нехорошо…». Думаю, что блефовал Василий Иосифович. С чего это «сам» нашей отнюдь не выдающейся командой будет интересоваться?

Мы для людей играли, а не для вождей.

Чем брали

В Стокгольм, вполне буржуазный и вполне настороженный, приехали люди, не очень броско и примерно одинаково одетые (они и женам поначалу привозили одинаковые кофточки). Приехали оттуда, из-за «железного занавеса». Через пару матчей в лицо знали не только Всеволода Боброва. К концу чемпионата знали практически всех — и Хлыстова, и Гурышева, и Кучевского, и Бабича. И, конечно, Пучкова, в одночасье превратившегося из дублера Григория Мкртычяна в звезду мирового уровня. Они играли в какой-то другой хоккей. Потрясение было сильным.

Если бы мировая хоккейная общественность знала, в чем они играют и каков уровень их защитного снаряжения, это тоже было бы мировой сенсацией. У Николая Пучкова, к примеру, были коньки «английский спорт» едва ли не дореволюционного образца, ловушка, перешитая из обыкновенной перчатки, и неподъемная клюшка. Все — отечественного производства, как-то переделанное и подогнанное.

Они заплатили высокую цену за первый и последующие триумфы. Их и так-то осталось меньше, чем пальцев на одной руке, — Жибуртович, Шувалов, Комаров, Пучков. Из семнадцати ребят. Фронтовые аналогии уместны.

Кстати о пальцах. Перебитые и переломанные, они у Пучкова в обратную сторону гнутся так же, как вовнутрь. Зрелище не для слабонервных.

— Вы так можете?

Помилуйте, Николай Георгиевич…

— Да при чем тут экипировка? Ну конечно, из другого века. Но у нас были свитера с буквами «СССР» на груди, сердце, душа и преданность делу. От травм не защищало. Но с этим побеждали.

Вышедшие из русского хоккея, мы еще долго катались лучше всех. От футбола и других игровых видов в хоккей с шайбой привнесли игроцкое мышление, в чем нам тоже долго не было равных. И, может быть, основное — коллективизм и импровизация, самым великим мастером которой был Бобров.

Он как бы перешагивал обычные комбинационные ходы. Это «сокращение» вполне нормально для гениального человека, так во всех областях, не только в спорте. А еще — чувствительность рук, он шайбу «видел» кончиками пальцев. Вот сейчас, спустя полвека, много чего в игре освоено, и сравнивать хоккеистов из разных эпох нельзя. Но… Бобров остается непревзойденным по гармонии необходимого.

И, конечно, авторитет. Факт известный — это он настоял на том, чтобы команду в Стокгольм повезли Чернышев и Егоров, но только не Тарасов. И в решающий момент накануне встречи с канадцами именно Бобров на тренерском совете прекратил всякие словопрения о том, что надо-де поберечь силы на переигровку со шведами (было мнение, что канадцам все равно уступим): «Завтра обыграем». И точка.

«Вы не понимаете…»

С хозяевами играли в годовщину смерти Сталина, в сплошной снегопад на том же открытом королевском стадионе, «снежная битва» завершилась ничьей — 1:1; осталось только выиграть у канадцев, выносивших всех подчистую. Шведы болели, естественно, за них, но 7 марта все русским простили. За игру.

Скандинавы острее других почувствовали, что в хоккее наступила новая эпоха (до родоначальников еще лет двадцать доходило). В Швеции и сейчас интерес к «русскому чуду» не иссякает, фильмов снято едва ли не больше, чем у нас. Один недавно Пучкову привезли, там ЧМ-54 — в контексте эпохи. Переводчик ему не нужен — шведский (и английский еще с 50-х) знает прекрасно, семь лет в Швеции (и два года в Финляндии) проработал.

Именно там оказался востребованным в новые времена. Начав сначала тогда, когда все обычно заканчивают, — в 60. В 70 начал снова — вернувшись теперь уже в российский хоккей.

— Мы не боялись незнакомых соперников. Но чувство неизведанного и непонятного конечно же присутствовало. Мы не представляли, что это такое — чемпионат мира. Он оказался… ну, обыкновеннее, что ли. Радость на фоне полнейшего опустошения — вот что было после победы. Не знаю, как мои товарищи, но я чувствовал себя именно так.

Позже узнали, что сборная Канады, в матче с нами ничем особо не удивившая (мы же лапки заранее не поднимали, как это случалось почти со всеми), была любительским клубом «Линдхарст моторз». Правда, сильнейшим в стране. И канадцы есть канадцы — люди с хоккейной историей. У нас она была на порядок меньше. Что касается «любительства», то мы, пожалуй, по отношению к тем же шведам могли больше зваться профессионалами. Но не до конца, естественно. Мало кто знает, что, к примеру, даже в нашей армейской команде мы в течение двух лет изучали автодело, сдавали на профессиональные права. И о настоящем профессионализме в его энхаэловском понимании, естественно, и не подозревали.

Вы не понимаете, какими мы были, вы просто не можете этого понять. Мы были — разные. Были и совсем простые ребята. Простые — но не простенькие и не пустые, потому что за душой что-то стояло.

…Если бы я не знал, что он коренной москвич, я бы считал его коренным ленинградцем (в Питер он переехал в начале 60-х по завершении карьеры игрока).

Если бы я не знал, что он человек хоккея и рабочая косточка, я бы считал его потомственным дворянином.

Если бы я не знал, что он коммунист по убеждениям, то считал бы его истинным христианином.

У него нет никаких иллюзий ни по поводу прошлого, ни по поводу настоящего, но он абсолютный идеалист, если по Достоевскому — князь Мышкин, всю свою жизнь следующий абсолютно недостижимому идеалу.

Неистовый Пучков игрокам говорит «вы», равнодушен к советской песне (предпочитает Баха и вообще классику), уважает европейский порядок и ненавидит российскую необузданность; верит в Христа как творца великой идеи и Церковь как институт не принимает; во главе государства видит Глазьева и Хакамаду («Мне кажется, что они честные люди»); но если я упрекну его в соединении несоединимого, он поднимет меня на смех и не без легкой досады произнесет: «Вы не понимаете».

Может, не будь он таким, они бы действительно ничего не выиграли.

Это вообще была бы другая страна и другой хоккей.

*   *   *

Смерть настигла Николая Пучкова по дороге на тренировку

   Последние три года Николай Георгиевич работал старшим тренером детской спортивной школы питерского СКА. На днях он по традиции вывез своих воспитанников на тренировочный сбор в Кавголово, неподалеку от Питера. Эти места знаменитый вратарь очень любил. Всю неделю он, как обычно, занимался с юными хоккеистами, а в пятницу поехал домой на выходные. Уик-энд провел вместе со своей супругой Маргаритой Константиновной и четырехлетним правнуком Костей. К слову, маленького наследника Пучков просто обожал. И мечтал, что сможет сделать из него классного хоккеиста. Думал даже на следующей неделе взять его с собой в Кавголово, мол, пусть приобщается к хоккейному миру. Не случилось...

Накануне трагического дня Николай Георгиевич поиграл с правнуком, посмотрел телевизор и отправился спать.

– Чувствовал он себя прекрасно, – рассказала «СС» Маргарита Пучкова. – Настроение было отменное. Все время шутил, смеялся. Хвастался воспитанниками. Говорил, что на этот раз у него оказались на редкость талантливые ребятишки, планировал, как будет с ними работать. Идей, мыслей у него было очень много. Конечно, все мы уже немолоды. Мне 71 год, Николаю было 75. От мыслей о смерти никуда не денешься, но чтобы все произошло так неожиданно, мы даже предположить не могли…

   В понедельник перед отъездом в Кавголово Пучков решил сходить в гараж, где стоит его машина. Но вовсе не для того, чтобы ехать за рулем. Он просто хотел взять с собой магнитофон, чтобы своим мальчишкам дать послушать хорошую музыку. Николай Георгиевич ведь был заядлым меломаном. Прекрасно разбирался как в классической музыке, так и в роке. Гараж расположен недалеко от его дома – минут пятнадцать быстрым шагом. Около дома, по всей видимости, хоккеисту стало плохо. В кармане у Пучкова всегда лежал пузырек с таблетками. Но дотянуться до нитроглицерина он уже не успел – упал навзничь и разбил затылок. В это время рядом проезжала детская «скорая помощь». Врачи тут же остановились, пытались что-то сделать, но помощь легендарному спортсмену уже не понадобилась. Медики констатировали смерть.

– Для меня это настоящий шок. В голове не укладывается. Я видел Николая Георгиевича несколько дней назад. Как всегда, он был бодр, весел, полон идей. Пока не могу себе даже представить, кто может его заменить в школе. Таких людей просто нет, – признался президент СКА Борис Винокуров.