Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения танцовщика и хореографа Петра Андреевича Гусева. В историю он вошел не только как один из организаторов "Молодого балета" (совместно с Джорджем Баланчином), первый исполнитель роли Петра в спектакле Федора Лопухова "Светлый ручей" (этот балет, разруганный в газете "Правда" по личному указанию Сталина, был изъят из репертуара) или замечательный партнер Ольги Лепешинской. Петр Андреевич Гусев - еще и блестящий балетный репетитор. Его ученицы и коллеги - балерины Нонна Ястребова и Нинель Петрова вспоминают о том периоде, когда Петр Гусев руководил балетной труппой Кировского (ныне Мариинского) театра.

Балерина Нонна Ястребова: "Он считал себя петербуржцем, но он любил Большой театр"

У Петра Андреевича был принцип, от которого он даже страдал, - он выдвигал молодежь. Он хотел, чтобы приходили новые люди. И всем нам отдавал много сил и времени. Когда, например, он готовил со мной и Борисом Брегвадзе балет "Дон Кихот" в 1947 году - три месяца ушло на репетиции. Работая изо дня в день, мы уже ничего не хотели, ни "Дон Кихота", ничего, мы уже устали. И однажды мы с Борисом сговорились: "Ты скажешь, что у тебя болит спина, а я скажу, что у меня болит колено - очень, очень болит!" Сговорились. Входит Петр Андреевич - засученные рукава, голубая рубашечка: "Ну что, ребята? Пошли?" Мы только заикнулись о своих недомоганиях, а он: "Да-да, все понимаю, пошли-пошли быстренько. Пройдем только первый акт". Начинается репетиция - мы проходим первый акт, второй, третий, вот уже репетиция закончилась, и мы сознаемся, что не хотели работать. Он засмеялся: "Ну что вы! Это же такое удовольствие!"

Когда мы станцевали "Дон Кихот", нам захотелось как-то отблагодарить Петра Андреевича - возможности у нас были небольшие, мы и зарплаты-то еще толком не получали. И помню, стоим мы в огромном комиссионном магазине, заваленном вещами, и выбираем. Я нашла чашу с крышкой, а Борис Брегвадзе - хрустальную вазу. И вот мы такие гордые идем к Петру Андреевичу. Он развязал подарки, посмотрел и говорит: "Ребята, дорогие, мне очень приятно, это очень хорошие вещи, очень красивые, но мне будет намного приятнее, если вы подарите мне свои фотографии и подпишете их". И не взял наши вазы. Вот стоит у меня дома. Напоминает.

Его замечания всегда были меткие, четкие. Никаких длинных нравоучений. Он умел вытягивать из человека то, что в нем было заложено. Вся эта плеяда - Нинель Петрова, Аскольд Макаров, Инна Зубковская, Ольга Моисеева, Алла Осипенко - всех нас Петр Андреевич сделал.

Открою женский секрет: мы все были влюблены в него. Перед репетицией старались реснички подкрасить, чуть-чуть подушиться, чтобы получше выглядеть. А он был очень демократичный, никогда не разговаривал с нами менторским тоном. Он был умный человек, очень образованный, с широким кругозором. Общение с ним оставляло след и в душе, и в мозгу. О "Светлом ручье" он никогда не вспоминал. В этом отношении мы все были молчаливые. Такое было время. Он, например, никогда не говорил о Баланчивадзе (Джордже Баланчине. - "Известия"), ни одного слова. Он просто не мог ничего сказать.

Он считал себя петербуржцем, но он любил Большой театр. Ему нравилось там работать. Ему нравились концерты с Лепешинской. Да, он с удовольствием с ней танцевал. Как танцовщик, он не был, наверное, выдающимся. Ермолаев был, вероятно, лучше. Но он танцовщик, он актер! Он был король поддержки. Так, как держал Петр Андреевич, - так никто не держал партнершу. Никто! Что Лепешинская делала в знаменитом "вальсе Мошковского"? Она бежала к нему на "рыбку", руки держала сзади и... прыгала! И он ловил. В любом положении ловил. И двойные "рыбки" наверху, это же тоже он придумал. Хотя верхние поддержки начал вводить Борис Васильевич Шавров, с Люком они начали немножко шевелить тело. Но это Гусев с Мунгаловой и Лопуховым в "Ледяной деве" втроем сдвинули с мертвой точки весь партнерский танец. Раньше же никогда такого не было. Павел Андреевич Гердт (лучший партнер императорских театров. - "Известия") ходил рядом, кто-то за ручку держал, а если обводил вокруг - это уже было очень хорошо. А вот так, чтобы наверх вытолкнуть, двойную "рыбку" вниз, - это мог сделать только Гусев.

Жизнь его совсем нелегкая была. А эта история, когда балерины Кировского театра написали письмо в Министерство культуры? Приехал чиновник, вызвал сначала Инну Зубковскую, меня, Аскольда Макарова, Бориса Брегвадзе. А после - Дудинскую, Вечеслову, Кириллову... У Петра Андреевича были очень большие неприятности. Его ведь тогда сняли, и он уехал из Петербурга. А из-за чего? Из-за того, что он нас, молодых, ставил в спектакли. Мы за него страдали очень-очень. Но запихнуть нас обратно уже было невозможно.

Балерина Нинель Петрова: "Все женщины были в него влюблены"

Я вспоминаю то время как сказку. Нашему поколению очень повезло, потому что в самом начале творческого пути мы встретили такого человека. Своим становлением мы обязаны ему. Петр Андреевич - изумительный руководитель, репетитор, педагог. У него все потрясающе было организовано. На репетицию все приходили в форме - он был для нас большой авторитет, а женщины просто все были в него влюблены. У нас даже были стишки: "Об этом знаешь ты едва ли, как мы пред зеркалом стояли и как в святом искусства храме все пахло дамскими духами".

Мы работали с душой, чтобы только заслужить его одобрение. При Гусеве у нас были и молодежные спектакли. Артисты писали заявки в худсовет, если там решали, что надо попробовать, - нам давали репетитора, и потом тех, кто справился, ставили в репертуар.

Незадолго до отъезда мы были у него на квартире на улице Росси. Были блины, чудесное застолье, и нам было очень просто и легко. Он обладал замечательным даром - умел быть на равных.

Когда мы провожали Петра Андреевича в Москву, на вокзале от самого его вагона до конца платформы стояла толпа. И все спрашивали: "Что такое, что случилось, кто уезжает?" Поезд ушел, а мы бежали за ним до самого конца.