Инна Слободская

   Мне выпало большое счастье — моим учителем в жизни и в искусстве был мой папа Александр Кузьмич Слободской. Он учил меня, конечно, не «теоретически», а своим собственным примером.

   Папа родился 16 января 1894 года в Витебске. В гимназии он учился в Варшаве. Окончил Петроградское филармоническое училище, был одним из самых любимых учеников М. Г. Савиной, его педагогами были Е. П. Карпов, А. Я. Глама-Мещерская. В 1914 году в одном из спектаклей училища папа сыграл главную роль в комедии Мольера. Вот что писал рецензент: «Г. Слободской, видимо, немало поработал над Тартюфом. Он, конечно, не видел идеального Тартюфа Коклена, прекрасных Тартюфов Давыдова В. Н. и Петипа Н. М., но, вероятно, г. Карпов многое рассказал г. Слободскому об их игре, многому научил его. Тартюф у г. Слободского интересен по гриму, по подвижной выразительности лица, по характерным жестам и движениям. Тартюф — ханжа, лицемер в иллюстрации г. Слободского демоничен, напоминает гетевского Мефистофеля по технике игры. Гибкий голос, разнообразный в модуляциях, помогает ученику хорошо оттенить лукавство и чувственность Тартюфа». Не случайно в этой статье двадцатилетний начинающий артист удостоился похвалы — его голос станет одним из его главных профессиональных инструментов в дальнейшем.

   Папа тщательно собирал программки и вырезки из газет с рецензиями на те спектакли, в которых он участвовал. Все это он вклеивал в толстые тетради. К сожалению, большая часть материалов, ценных свидетельств эпохи, утрачена: 16 октября 1941 года, когда наша семья уезжала из охваченной паникой Москвы, папин чемодан потерялся на вокзале. То, что сохранилось, — это крохи, всего две тетрадки. В них отражено немногое из театральных скитаний А. К. Слободского.

   После окончания училища Слободской работал в Петрозаводске вместе с Л. С. Вивьеном. В «Горе от ума», например, Вивьен играл Чацкого, а Слободской — Молчалина, в «Трех сестрах» Слободской был Соленым, а Вивьен — Вершининым. Затем был город Юрьев (театр «Ванемуйне»), в разнообразном и весьма обширном репертуаре — драмы, комедии, оперы-буффонады, скетчи, шутки, инсценировки прозы и т. д. Потом — Литейный театр в Петрограде, II-й городской театр в Риге (рецензент сокрушался, что этот артист с хорошим художественным чутьем не часто выступает в крупных ролях), Смоленск, вновь Петроград… Слободской участвовал в программах театра «Летучая мышь» Никиты Балиева. В 1920-е годы вновь работал в Петрозаводском театре с режиссером Б. А. Бертельсом. «А. К. Слободской показал себя очень разносторонним и талантливым артистом, отъезд которого будет безусловно замечен зрителем», — отмечала пресса.

   Несколько сезонов папа прослужил в Симферополе (туда же поехал режиссер Бертельс), в Крымгосдрамтеатре, где играл вместе с М. И. Царевым, А. И. Зражевским, В. В. Кенигсоном. И здесь множество ролей как в классических пьесах (Хлынов, Муромский, Фамусов, Панталоне, Земляника), так и в современных (Пеклеванов в «Бронепоезде 14—69», Берсенев в «Разломе»). Главная роль в водевиле «Вредный элемент» соседствует с ролями в «Товарище Семивзводном» и «Рельсы гудят». Крымский театр ставил много пьес на исторические темы, Слободскому довелось олицетворить самых разных исторических деятелей: Аракчеева и Чернышевского, Петра III и царя Федора Иоанновича. Даже это беглое перечисление сценических созданий говорит о том, что амплуа у папы было достаточно широкое. Он также занимался и постановкой спектаклей и концертов.

Салай Салтаныч. «Последняя жертва». 1946 г. Фото из архива И. Слободской

   Некоторое время актер проработал в Ленинграде — в БДТ. За несколько лет до войны папа приехал в Москву, оставил драматическую сцену и занялся художественным словом. Он начинал с мелодекламации еще в юности, выступал с песенками Беранже в Симферополе, а потом чтение со сцены превратилось в «параллельную» профессию. Произошла встреча с замечательным артистом МХАТ Владимиром Васильевичем Готовцевым, с которым папа сделал много чтецких программ. Репертуар был очень большой и разнообразный, в основном проза: вечер произведений Чехова, «Преступление и наказание» Достоевского, отрывки из «Детства» и «Отрочества» Л. Н. Толстого, программа из произведений Шолом-Алейхема. Одной из его постоянных тем была тема «маленького человека» (сейчас ее считают сентиментальной и старомодной) — «Станционный смотритель», «Максим Максимыч», «Шинель» Гоголя, чеховский рассказ «Заблудшие». В этих вещах проявился его сильный драматический дар. Был у него и вечер рассказов советских писателей, очень смешно, например, он читал «Крапиву» Шолохова… Папа сам делал монтаж, выбирал необходимые отрывки из больших прозаических произведений, составлял композиции. Впоследствии, когда уже после войны папа работал в Ленинграде, он советовался и сотрудничал со знаменитой актрисой Е. И. Тиме.

   Осенью 1941 года мы уехали в эвакуацию в город Чкалов — Оренбург, где тогда находился Ленинградский малый оперный театр. С бригадой артистов этого театра папа во время войны выезжал на фронт.

   Если бы не он — мы с мамой не выжили бы в войну. Моя мама была очень не приспособленным к жизни человеком, не получила профессии. Несмотря на то, что мои родители расстались, когда я была еще маленькая, папа всегда нас поддерживал, помогал. Маму репрессировали, когда мне было двенадцать лет, и полтора года, пока мама сидела, я жила у отца. У меня с ним были всегда близкие теплые отношения, мы дружили. Папа был легкий, контактный, обаятельный человек, внешне привлекательный. Нравился женщинам и сам увлекался. Очень следил за собой, даже в эвакуации — делал зарядку, обливался холодной водой. В еде был умерен, не пил, курил только в молодости. Папа был для меня образцом в профессии артиста.

   В детстве я не занималась в драмкружках, но почему- то захотела поступать в театральное училище — других мыслей и не было. И вот папа нелегально вывез меня из эвакуации в Москву и договорился с В. В. Готовцевым о том, чтобы меня прослушали. Уже был третий тур. Я очень боялась и не решалась идти, и папа тогда сказал: «Или ты идешь сейчас, или мы едем домой, и больше об этом речи никогда не будет». И тогда я пошла на экзамен. Наверное, мое выступление выглядело ужасно, поскольку я была зажатая, ничего не умела, кроме того — полуголодная, худая, остриженная, в каких-то тяжелых башмаках… Если бы не Готовцев, меня бы вряд ли приняли. Полгода, по крайней мере, я просидела в углу — даже не могла выйти и сделать какой-то отрывок или этюд. Меня собирались отчислять, но Готовцев меня отстоял. И благодаря этому человеку я стала актрисой! Уже с конца первого курса все пошло хорошо. Только я одна на курсе окончила училище с двумя дипломными спектаклями.

Андросов. «Человек с портфелем». Фото из архива И. Слободской

   Папа сыграл в моей профессиональной жизни решающую роль. Я поступила в Театр им. Ленинского Комсомола тоже благодаря папе — он тогда там служил. (Среди его ролей — Окоемов в «Машеньке» Афиногенова, Салай Салтаныч в «Последней жертве» Островского — эту яркую работу ленкомовцы вспоминали много лет.) Я приехала в Ленинград, показалась главному режиссеру, и он мне сказал: «Заканчивайте учиться, я вас приму». С папой я почти три года проработала в одном театре, все первые роли вместе с ним готовила — дома разбирали, обсуждали. Он мне очень помогал, и я всегда прислушивалась к его мнению. Конечно, он воспитал во мне очень серьезное отношение к грамотной, правильной сценической речи.

   Папа был человеком очень независимым. Так как у него была вторая, чтецкая, профессия, он не боялся остаться без работы, и, когда возникли какие- то сложности с дирекцией, он ушел из театра Ленинского Комсомола. К сожалению, он ушел незадолго до прихода в этот театр Г. А. Товстоногова. Если бы их пути пересеклись, дальнейшая жизнь папы могла бы сложиться совершенно по-другому.

   В 1957 году папа на Всероссийском конкурсе чтецов в Москве получил первую премию. Но без театра он все-таки не мог! Папа поступил в театр Балтийского флота, которым руководил А. В. Пергамент. И на этой сцене у Слободского было много интересных ролей, но театр Балтфлота был расформирован, и папа вновь занялся концертной деятельностью. Умер он в 1962 году.

Профессор Черноус. «Кто смеется последним». Фото из архива И. Слободской

   Папа был невероятным тружеником. Я помню его работающим постоянно, без устали, не перестаю удивляться тому, какое количество текстов он помнил и при этом продолжал над ними работать. Мне кажется, он не расставался с тетрадкой, куда тексты были переписаны его рукой (печатной машинкой он принципиально не пользовался). Он учил всюду, в транспорте, на улице он всегда что-то шептал. Он сам подбирал материал для своих программ: папа читал тех авторов, которых любил, эта любовь была необыкновенно заразительной, и он умел передавать ее слушателям.

   В юности я, наверное, не понимала масштаба его дарования и осознала, как много он сделал в искусстве художественного слова, только многие годы спустя. Он первым открыл мне, что такое слово художника и как важно уметь донести это слово до слушателя. Папа всегда говорил мне, что чтец — прежде всего артист, который раскрывает художественный образ только через слово. Из текста он создавал целый спектакль, но не разыгрывая слова, а рассказывая о персонажах. Именно рассказать — о персонажах, о событиях — А. К. Слободской считал главным умением чтеца. Актер на сцене существует сиюминутно, а чтец рассказывает о том, что было, о прошлом, поэтому должна быть другая интонация — интонация рассказа, воспоминания.

   Недавно актер Сергей Бызгу, с которым мы играем в спектакле «Фантазии Фарятьева», сказал мне, что он репетирует роль Башмачкина в спектакле по Гоголю. Я вспомнила, что у меня есть папина запись «Шинели», и Сережа заинтересовался, захотел послушать. И мне, конечно, было приятно, что ему очень понравилось папино чтение. Он даже сказал, что ему эта запись помогла в подготовке роли.

Апрель 2005 г.

ptj.spb.ru

На главную страницу

---

 Найти: на spb-tombs-walkeru.narod.ru Народ.Ру Яндексе